Выдать Анютку замуж было очень сложно. А ведь давно пора! Её часы не то, что тикали, они бешено вертели стрелками, кривились написанными тушью цифрами, стонали и охали, как Анина мама.
— Анюта, ты понимаешь, что я хочу внуков?! Хочу, чтобы в доме стало шумно, чтобы была очередь в ванную, а на кухне заняты все конфорки, потому что ты варишь детям кашу, мужу жаришь яичницу, а я завариваю кофе… В этом и есть сущность бытия! — философски, сняв очки и подняв взгляд на дочку, заключила Ирина Анатольевна.
— Мам! Ну мне что, за первого встречного теперь выходить и только потому, что ты хочешь очередь в уборную? Мама, мне некогда, и всё это глупо. Где мне с ними встречаться, знакомиться где?! Я на работе до семи, верчусь, как белка в колесе. В автобусе я ни с кем не разговариваю, в кино и прочие заведения не хожу. Ну что ты так на меня смотришь?! Лучше займись чем–нибудь! — горячилась Аня, переставляла на столе чашки, поправляла уже заветривающиеся кусочки нарезанного сыра, потрогала заварочный чайник — остыл.
Хоть раз они могут позавтракать спокойно, мирно, как две взрослые женщины, без этих пустых разговоров, маминых причитаний, Аниных оправданий, которые тут всё равно никого не интересуют?! Могут или нет?
Нет…
Прошаркал на кухню Анин дед, Толя, которого недавно, овдовевшего, упавшего духом, Ирина, Анина мама, забрала из деревни в квартиру.
Дедушка вел себя тихо, по большей части вздыхал, подолгу гонял чаи у открытой форточки, ночами постанывал, бродил по своей комнате.
— Трудно, дочка, мне на новом месте ужиться. Не получается! Отвези назад! — ворчал он то и дело, но Ирина не соглашалась.
— Мне удобней, чтобы ты, папа, был на глазах, под присмотром. К тебе в Потаково не наездишься, а что случись, как потом? Нет, папа, здесь будешь! — говорила она и забирала у отца папиросы. — Вредно, сказали же тебе врачи! Всё, папа, некогда мне, на работу пора.
И уходила. А он, проводив Анечку и Иру, садился у окна, опять вздыхал и хмурился…
Ира жила без мужа, вот и некого было ей воспитывать, не за кем доглядывать, только как за Аней да отцом.
Пару раз Аня пыталась уехать, начать жить самостоятельно, но не выходило. У Иры тут же возникали неразрешимые трудности, случались какие–то беды, портилось здоровье, и Ане приходилось возвращаться.
Так и жили, благо бывший муж оставил Ирочке трехкомнатную квартиру, бросил, так сказать, галантно, ушел с чемоданчиком, а всё совместно нажитое оставил бывшей семье…
Поняв однажды, что надеяться на Аню не стоит, что дочка совершенно не заботится о продолжении рода и Ирином душевном равновесии, Ирина Анатольевна приняла решение самой взяться за дело.
— Нет, ну а что такого, папа?! — решила она обсудить свою идею с отцом. — Ну есть же и сейчас свахи, я схожу, мне посоветуют мужчину, а там уж дальше дело нехитрое!
Анатолий Николаевич, устроившийся на табуретке у окошка и разгадывающий кроссворд, даже уронил карандаш, покряхтел, нырнул под стол, приподнял скатерть, спрятался под её бахромчатым краем, повозился там, поднялся, поглядел на дочь.
— Ир, ну ты как будто занимаешься не судьбой Анечки, и разведением скотины! Какие свахи? Какие сговоры и «дело нехитрое»?! Отстань ты от девочки, Богом тебя прошу! Или тебе заняться нечем? А поедем–ка тогда картошку копать. У соседа уродилась, зовет помогать. Так там уработаешься, что до свахи и идти будет лень. Поедешь?
— Папа! Аня, между прочим, твоя единственная внучка. И тебе плевать на то, как она будет жить дальше? Плевать?! — Ирина перешла на фальцет, запищала, потом стала кашлять, Анатолий налил ей водички.
Женщина быстро выпила, потом опять принялась за своё:
— Ты хочешь, чтобы вот так Караваевы и закончились? Ане скоро сорок будет…
— Через десять лет, — уточнил отец.
— Да, а что, это много? Да вон у Волковых уже внуки в школу пошли, у Сазоновых… Папа, ты помнишь Сазоновых? Людку и Петю? Ай! — с досадой махнула женщина рукой, — ничего ты не помнишь! А вот у них старший женился и ждут прибавление. У всех всё нормально, одни мы сидим, никаких изменений. Да мне стыдно уже к булочной идти, Галя, продавщица тамошняя, что Ане, еще шестилетней, хлеб продавала, так вот эта Галя всё меня спрашивает, когда, мол, свадьба. А я только рукой машу и…
— Так скажи, что не её ума это дело! — одернул дочку Анатолий Николаевич. — Знамо ли дело, продавщица и лезет в чужую жизнь! Неслыханно! Не покупай у неё булки эти, я к ним более не притронусь!
Мужчина оттолкнул от себя тарелку с румяными сдобными булочками, отвернулся.
— Ешь, папа! Я знаю, что ты любишь. Галя все же права, нам надо поднажать! — Ирина сама взяла булку, откусила, стала медленно жевать, соображая, где бы найти этих вот свах, где они водятся?..
… Светлану Фёдоровну Ирине посоветовала повариха Любаша из столовой на предприятии, где трудилась в кадровом отделе сама Ира.
— К Светке тебе надо идти, Ира, только к ней! — уверенно кивала Люба.
— А что, она — профессионал? — уточнила, закусив дужку очков, Ира.
Ирина привыкла доверять только «профессионалам»: людям с образованием, регалиями, званиями. Если стоматолог, то только из челюстно–лицевого госпиталя, да чтоб не ниже профессора, если репетитор для Ани, чтобы девочка играла на фортепьяно, то обязательно выпускник консерватории. Такого, кстати, найти было сложновато, пришлось довольствоваться соседкой Кларой Яковлевной, бывшим музыкальным работником в садике, но Клара клялась, что музыкальную школу окончила с отличием, только вот аттестат куда–то подевался. Если сантехник, то уж подавайте с дипломом, а не «дядя Вася—алкоголик»…
Значит, и сваха нужна не абы кто!
— Она–то? — Люба поправила колпак, сунула под него выпавшую на лоб прядку. — Ну этому делу не учат, но опыт богатый, да и в медицине она одно время работала, в медкомиссиях, опять же про здоровье скажет, у кого что.
— Про здоровье это хорошо, это правильно. А то подсунут хворобыша, возись Ане потом с ним! — заключила Ирина Анатольевна, записала адрес свахи и, доев суп и кивнув Любе, ушла к себе в кабинет.
— А компот–то, Ирина
Анатольевна! — спохватилась официантка Маша, побежала со стаканом в руках, поскользнулась на мокром полу, чуть не упала.
— Не хочу компот. Некогда. Спасибо, Машенька! — величественно кивнула Ира. Она дочку замуж выдает, должна думать об этом, а не о том, как живот усладить!..
…Светлана Фёдоровна встретила Иру с хитрым прищуром и как будто слегка нетрезвой. Или Ирине так просто показалось.
— Меня зовут Ирина Анатольевна, мы с вами договаривались на сегодня, помните? — остановилась в прихожей гостья.
— Ну как не помнить! У вас товар, у нас купец, — придирчиво оглядела Иру Светлана, поправила воротничок своего байкового, в голубой василек, халатика, попереминалась на тоненьких ножках в серо–коричневых чулках, вскинула руку, сунула поглубже в волосы выпавшую шпильку.
— Да, именно по этому поводу я и… Так куда пройти? Где у вас можно посмотреть картотеки? — засучила рукава, как будто шла доить корову, Ира.
Она ждала увидеть стеллажи с «личными делами», стопочки фотографий мужчин «на любой вкус», краткие характеристики, выписки из их послужных списков… Но в комнате, куда её провела хозяйка, ничего такого не было. Обычная комната: под лампой в центре стоит круглый стол, накрытый красной бархатной скатертью. Та по краям вытерлась, видно «лысые» заломы. Ира такие скатерти терпеть не могла, считала их слишком пафосными.
Справа от стола буфет, в котором томится ожиданием фарфор и стеклянные бокалы. Рядом с буфетом, придвинутый к окну, жмется книжный шкаф.
Слева от стола пианино, на нем, конечно, гипсовые головы, как их там называют? Ах да, бюсты. Аня один такой разбила в детстве, крошки по всей комнате разлетелись. Моцарт, кажется…
В углу у двери приткнут письменный стол, на нем что–то похожее на чертежную доску, лампа с зеленым абажуром, полка с книжками и рулонами бумаги. На полу — палас–дорожка. Такие вечно собираются гармошкой, а уж пыли на них…
— Ну так куда же мне пройти? — обернулась Ира и опять заметила, что Светлана Фёдоровна смотрит на неё оценивающе, как портной на модель.
— А вот за стол. Садитесь, садитесь, что же это я! — рассыпалась в извинениях хозяйка. — Дело надо делать, господа!
И стала делать дело.
Света спрашивала об Анечке, где да как училась, какая на вид, что носит, где покупает все, вплоть до чулок и нижнего белья. Кем работает и что делает по вечерам и выходным, есть ли у Ани дача, домик в деревне, любит ли она читать, как относится к музыке.
— Ой, Анечка сама прекрасная пианистка, ходит иногда в филармонию на концерты. Дома у нас нет больше фортепьяно, пришлось продать… — пожала плечами Ира.
— Как так продать? Совсем? Странное дело. Вы нищие? — нахмурилась сваха.
— Нет, что вы! Просто когда мы разводились с мужем, он оставил нам квартиру, а я вот решила ему немного компенсировать… Кое–что пришлось продать. Но Аня играет, ничего не забыла, поверьте! А что, у вас в картотеке любители музыки? Как приятно! Всегда хочется лучшего для наших детей, не правда ли?
— Ну да… Ну да… — Светлана Фёдоровна вдруг стала очень серьезной. — А что же сама ваша дочь? Не заинтересована?
— В чем? — испуганно спросила Ирина.
— В свадьбе, конечно! Просто у меня все женихи с серьезными намерениями, и я не стану работать вхолостую! — отчего–то завелась сваха. — Я трачу на вас время, уговариваю, разговариваю, а оказывается, что всё пустое! Новое поколение совершенно не стремится создавать семьи! Это ужасно! Все куда–то мчатся, что–то строят, выслуживаются, а потом приходят в свои квартиры, сидят в четырех стенах и воют от тоски. А завтра опять бегут, корчат из себя независимых и деловых, отмахиваются от простого человеческого счастья! И что это, по–вашему, хорошо? Вот так вот с матерью до скончания её дней жить — хорошо?! Уже усы отрастил, уже брюшко лезет, а всё ему недосуг женой обзавестись! Это катастрофа! Сущий ад на земле! А всё ведь женщины виноваты! — договорилась до главного Светлана Фёдоровна, вдруг всхлипнула, прижала не ведь откуда взявшийся в её руках платочек к глазам, замотала головой, как будто отрицая саму возможность одиночества.
Ирино лицо от такой тирады вытянулось, побледнело.
— Да как же женщины, позвольте! Мужчины сами теперь себя ограждают, берегут как будто. А моя Анечка, моё солнышко, она же такая хозяйственная, она такая умная, ласковая, заботливая девочка, а какая красивая и деток любит! Но вот всё как–то то ли стесняется, то ли ещё что… Я сама, понимаете, в разводе, я уже говорила…
— Да, вы продали пианино, чтобы отдать бывшему деньги… — кивнула Света, опять всхлипнула. — Глупый поступок.
— Нет, вы не подумайте, мы разошлись с мужем тихо, мирно, но Аня… Она такая впечатлительная, ранимая и… Словом, она, наверное, боится, что и от неё уйдет муж, бросит, а ей будет больно. Я так страдала, так страдала… — Ирина Анатольевна тоже хныкнула, стала жмурить глаза, а в них защипало, и соленые слезы потекли по нарумяненному лицу, по щечкам, докатились до подбородка, повисли хрусталиками боли.
— Вот, возьмите салфетку. Не плачьте! — Светлана Фёдоровна протянула гостье бумажную вафельную салфеточку, сама тоже трубно высморкалась в платок, а потом вдруг жахнула рукой по столу. — Не позволим роду нашему закончится, какое бы время ни было, должны и мы внуков понянчить, детей своих сделать счастливыми! Ага?
— Ага… — Ирин подбородок дрожал, ей захотелось чаю и накинуть на плечи теплую шаль.
— Тогда за дело! — скомандовала сваха, встала, принялась расхаживать по комнате, то и дело поглядывая сбоку на гостью. — Ну а вы сами–то как? Чем живете? — вдруг спросила она.
— Я? Я тут совсем не при чем. У меня Анечка… — растерялась Ирина Анатольевна.
— Понятно. Ладно, вот тут у меня есть один кандидат, посмотрите… — Светлана положила на стол черно–белую фотографию. — Игорь. Большой начальник, уважаемый человек. Очень мягкий и внимательный. А как он варит варенье… — Светлана Фёдоровна возвела глаза к потолку, улыбнулась, вздохнула. — Хотите попробовать?
— Что?
— Варенье, конечно же! У меня ещё, кажется, осталась баночка…
Через некоторое время они уже пили чай, беря из стеклянных розеточек маленькими ложечками варенье, о чем–то смеялись, а потом Светлана запела тягучую, с
всхлипами народную песню про босые детские ножки, что купает мать в теплой воде ленивой речушки, про кота, жмурящегося на солнце, про березовую рощу и идущего по дороге чьего–то жениха.
Ирина опять расчувствовалась, взяла ещё одну салфетку.
— Хорошая вы женщина, Светлана Фёдоровна. Очень хорошая… Как думаете, получится у нас?
Света кивнула.
… — А я вам говорю, что такие цифры мы не сможем дать, как ни крутите! Вы только загоните людей! — упрямо твердила Аня, сверху вниз глядя на сидящего за столом начальника. — Конвейер — это тяжело, все и так на пределе, а у вас, видите ли, повысили план. Значит…
— И что это значит? Анна Михайловна, это значит, что надо его выполнять. И точка. И никаких обсуждений быть не может! — Мужчина вскочил, строго посмотрел на Аню, она даже глаз не отвела.
— А я вам говорю, что к концу месяца к вам на стол лягут сотни заявлений об увольнении. И моё тоже там будет! — Аня расправила плечи, развернулась на каблучках и ушла.
У неё ещё много дел, мама просила заскочить в кондитерскую, купить пирожные, и сапоги из мастерской забрать, а деду взять лекарства. Где же рецепт?
Женщина порылась в сумке, нашла сложенную бумажку, облегченно вздохнула. Если бы потеряла, дед устроил бы скандал, что нужно опять идти к терапевту…
— И куда же вы так рано, Анна Михайловна? — тут как тут возник на проходной начальник. И чего он к Ане цепляется?!
— Я отпросилась, вы просто забыли, Игорь Викторович. Извините, я спешу в аптеку! — Аня ловко просунула в окошко пропуск, вахтер кивнул, пожелал счастливого пути.
— Но завтра у меня в кабинете в десять! Совещание! — услышала Аня за спиной, кивнула, махнула рукой…
Везде сегодня было много народа — и в аптеке, и в автобусе, и даже к кондитерской, весьма дорогой, кстати, но раз мама просила, Аня купит именно те самые пирожные, с ягодами и взбитыми сливками, которые любит Ирина.
— И снова здравствуйте! — Аня вздрогнула, обернулась.
— Вы? Что вы здесь делаете? — сердито спросила она. — Игорь Викторович, вам, кажется, ещё нужно было поработать с бумагами!
— Я тоже отпросился. Дела, знаете ли. Мама попросила зайти к одной своей знакомой, что–то там с телевизором решить. Я по первому образованию… Ну да ладно. Ой! Мне! Мне эти пирожные оставьте, пожалуйста! Очень нужно! — вдруг крикнул он продавцу, но та уже сложила угощение в коробочку, завязала лентой и отдала Ане.
— Извините, девушка уже оплатила, — пожала продавец плечами. — Возьмите эти, с голубикой.
Игорь вздохнул. Везде эта Анна Михайловна его опережает. Так, глядишь, еще и спихнет его с руководящего поста, тоже мне, выскочка!
— Столько сладкого есть вредно! И потом, вы говорили, что вам надо в аптеку! — Мужчина открыл перед Аней дверь кондитерской. — Ай–яй–яй! Значит, в гости собрались?
— Это не ваше дело. Я не обязана отчитываться. Пропустите меня и идите своей дорогой. До свидания!
Она решительно зашагала вперед, а Игорь, усмехнувшись, свернул в переулок. Хорошо хоть, им не по пути…
… Ирина Анатольевна вот уже битый час уговаривала отца сменить вытянутые на коленках треники на приличные брюки, надеть красивую рубашку, может даже повязать галстук.
— Зачем, Ириша? Мне и так хорошо! Отстань! — отмахивался тот, шевелил губами, подыскивая слово в кроссворде.
— Но папа! Пожалуйста! Я тебя прошу! Мы должны составить о себе верное мнение, понимаешь? — ныла Ирина.
— Не понимаю. Я не перед кем ничего не должен составлять. И убери ты эти штаны! Похоронишь меня в них, а пока пусть висят.
— Ну при чем тут «похоронишь»?! К нам придут гости, один гость. Я хочу… — не унималась Ира.
— Вот и «хоти». Ты прекрасно выглядишь, Ирочка, похудела даже. Слушай, а где у нас шахматы? Твои гости играют в шахматы?
— Откуда я знаю?! Не для этого звали… Папа!
Но Анатолий Николаевич уже ушел в кладовку, возился там на полках, гремел старыми алюминиевыми тазами, что–то уронил, покряхтел, потом радостно воскликнул: «Нашел! Вот они, родимые! Ирка, иди, сыграем!»
Но дочке было некогда, она только фыркнула, ушла на кухню — готовиться…
…Аня, кажется, не опоздала. Зашла в прихожую, позвала деда, отдала лекарства, потом немного посидела на стуле у обувной тумбы, переводя дух.
— Устала, стрекоза? — спросил её Анатолий Николаевич. — Ира! Иди, Анечка купила твои несчастные пирожные. Ох, Аня, твоя мать меня замучила! Вон, нарядила, как на смотрины! Не разрешила шпроты открыть, мол, пахнуть будет. Кого мы ждем–то, а?
Аня пожала плечами.
— Какие–то подруги придут, кажется. Дедуль, да ты не нервничай, чего ты! — Аня обняла Анатолия Николаевича, повела его в комнату, присела за стол. — Ну что, партию?
Дед кивнул, бросился расставлять фигуры, но тут же к ним подбежала Ирина.
— Аня! Я ничего не успеваю! Совершенно ничего! Порежь–ка колбаски, ну пожалуйста! Устала? Бледная. Румяна возьми. И перестань грызть ногти! Аня! — зашипела она.
— Ну что ты, ей–богу! Себя завела, всех вокруг зашпыняла, Ирка! Кого ждем–то, ты хоть скажи! — хлопнул по доске Анатолий.
— Не важно. Придут, посидим, чаю попьем. Всё, Анюта, иди помогать.
Женщины ушли на кухню, Анатолий Николаевич оттолкнул шахматы, уставился в окно. Что опять Ира затеяла?! Кому это всё надо?! Нет, несчастная она баба, непутевая. Всю жизнь была какая–то нескладная, вроде старается, а выходит плохо. И ведь не слушает, если ей сказать!.. Может и хорошо, что отец к ней переехал, хоть как–то поможет, подсобит…
Открывать на звонок в прихожую послали деда.
Тот, расправив плечи и пригладив хохолок жидких волосиков, покашлял, распахнул дверь, хотел стукнуть пятками на гусарский манер, но только поморщился — вышло неловко и больно, в тапках–то!
— Приветствую вас в нашем доме! — чуть кивнул Анатолий, оглядывая стоящего за порогом мужчину с коробкой. — Разрешите представиться, Анатолий
Николаевич, отец хозяйки. А вы кто будете?
Аня и Ирина слышали, как затопали в прихожей, потом рассмеялись, и вот уже шаги приближаются, открывается дверь кухни.
Ирина сразу расплылась в улыбке, гостеприимно развела руки.
— Ах, здравствуйте! — после секундной задержки, чтобы быстренько окинуть взглядом гостя, заголосила она. — Очень рады! Очень! Меня зовут Ирина. А это Аня, моя дочка. Анечка, ну прими же у гостя коробку, что он с ней топчется, неудобно же! Спасибо вам большое за этот шикарный подарок! Сейчас уже сядем за стол, все с работы, голодные! Аня, ты что застыла–то?!
— Добрый вечер, Анна Михайловна, — усмехнулся гость.
Аня кивнула, отвернулась.
— А вы что, знакомы? — растерялась немного Ира.
— А то как же! Работаем вместе. Вот, значит, как, Анна Михайловна? Ну я так понимаю, что телевизор у вас не сломался? — Игорь плюхнул пирожные с голубикой на стол, уронил солонку.
Анатолий Николаевич обреченно вздохнул — солонка–то к ссоре!
— Работаете? Аня вами руководит? — пролепетала Ирина Анатольевна. — А телевизор… Знаете, он барахлит всё же!
— Ну давайте посмотрим! Если бы мать не настаивала, чтобы я помог её давней знакомой, то есть, видимо, вам, Ирина Анатольевна, то я бы никогда не стал тратить время на эти… Эти посиделки! — Игорь сам не понимал, почему злится. Ему даже стало гадко от самого себя и жалко пыхтящего за спиной старичка, а ещё он боялся теперь смотреть на Аню.
Ну что такого, просто совпадение, бывает! И Анна Михайловна ни в чем не виновата… Или нет?
— Ну и где ваш телевизор? Нет, я не хочу есть! — еще больше разозлился Игорь.
— У дедушки в комнате… — тихо сказала Аня. — Игорь Викторович, это не то, что вы подумали! Я не знала, если бы знала, то конечно запретила бы маме с вами связываться! Вы…
— Ну да, конечно! Я же даже телевизор не могу починить, куда уж мне руководить, правда, Анна Михайловна?! — поддакнул ей мужчина, развернулся, пошел за Анатолием.
— Анечка, ты подожди там, на кухне что ли… Мы сами тут… — хмуро сказал дед, не дал Ане пройти.
… Игорь крутился вокруг аппарата, то включит, то выключит, Анатолий Николаевич подавал инструменты, гость уже, полез в микросхемы, поцокал языком.
— Пылесос бы! Почистим, а там дальше… — сказал он каким–то железным панелькам.
— Хорошо. Хорошо, сейчас! — с готовностью кинулся выполнять просьбу Анатолий. Может ещё сладится всё, может не станут больше ругаться в этом доме, починит парень телевизор и уйдет…
Зыркнув на притихшую Ирину и Анечку, дед потащил из кладовки пылесос, тяжеленный, старый, советский, закрыл за собой дверь.
Ирина ещё посидела, подулась, а потом быстро встала, схватила телефон, стала кому–то звонить.
— Светлана Фёдоровна? Здравствуйте! Это Ирина. Ну и как это называется?! Они поругались, слышите? Они, оказывается, вместе работают! Да что вы оправдываетесь? Я разве для этого всё затеяла? А вот так ругаются! И нисколько ваш кандидат не галантный и не красивый. А вот так! Что значит, он ваш сын? Какой ещё сын, что вы мне голову морочите?! Вы работаете свахой, при чем тут сыновья? Ах, вы мне наврали?! Прекрасно! Нет, не надо приезжать! А я сказала, что не надо! Да, он ещё здесь. Да ничего вы не уладите, всё только хуже… — Ира положила трубку на рычажки, повернулась к дочке.
Та смотрела на Ирину как–то безнадежно грустно.
— Мам, я не хочу замуж, я не хочу, чтобы было также, как у вас с отцом. Жили, жили, а потом разбежались и продали мой инструмент. И ничего мне не объяснили.
Ира открыла, было, рот, но Аня только покачала головой.
— Сейчас уже ничего не надо говорить. Я выросла, всё понимаю. И у папы другая жена. А у тебя — я. И ты волочила меня на себе всю мою жизнь. И ты хочешь устроить моё счастье, но… Но мне его не надо, понимаешь?
Ира хотела что–то сказать, оправдаться, но дочка ушла в гостиную, села за стол, погрустила, а потом, поразмыслив, положила себе салатик, колбаски, принялась есть. Что теперь, голодной что ли ходить?!
Ира пристроилась напротив, наблюдала…
Женщины вздрогнули от звука дверного звонка, Аня пошла открывать.
— Добрый вечер. Вы, наверное, Аня? И какие же у вас претензии к моему мальчику? Да такого светлого, доброго человека вы нигде больше не найдете! Или вы та Аня, которая постоянно спорит с ним на работе? Ах, вот вы какая… Надо же, тесен мир!
Анатолий Николаевич прислушался, втянул голову в плечи. Много соли просыпалось, значит и ссор сегодня не миновать…
— … Мой Игоряша стал плохо спать, он совершенно не может есть, похудел. Вы его довели до нервного истощения! Ирина Анатольевна, если бы я только знала, что она… — Светлана Фёдоровна ткнула пальцем в стоящую перед ней Анну, — это она, то ни в жизни бы не доверила вам своего сына!
— Что значит не доверили бы? — выступила вперед Ирина. — Вы сваха, значит, это ваша работа. При чем тут ваш сын?! Он мне не был нужен, но вы специально, услышав, какая моя Анечка хорошая, подсунули именно его! Где же другие кандидаты?
— Да нет других кандидатов! И никакая я не сваха, больно надо! — покраснела Света. — Мне сказали, что у вас дочь на выданье, а у меня, значит, сын, и я решила…
— А кто вам сказал? — нахмурилась Ира.
— Да Люба. Она у нас на даче соседствует, вот и сказала, что вы, мол, ищите.
— Люба? Ах, Люба…
Они ещё покричали друг другу, уже как будто по инерции, беззлобно, потом сошлись на том, что во всем виновата повариха Люба, но и сами они хороши. Ира опять винила Свету, Света — Иру. Как две кошки, они шипели и выпускали когти…
А Анютку кто–то потянул за рукав жакета.
— Пойдемте, пройдемся, — шепнул ей на ухо Игорь. — Анатолий Николаевич за ними присмотрит. — Мам, отойди в сторонку…
Ира и Светлана, прижавшись к окну, смотрели, как по двору идут их дети, о чем–то разговаривают.
Женщины вздохнули то ли обреченно, то ли радостно, Анатолий Николаевич не понял.
— Ну так мы есть будем сегодня или нет? Зря я что ли напяливал эту рубашку?! — заворчал Ирин отец, взял тарелку, положил себе мяса, уже, к сожалению, остывшего. — Затеяли вы, девчонки, ерунду. Чего вам не сиделось? Никакой смекалки! Надо было как–то случайно их свести, а вы… Вот теперь уволит он мою Анечку. И всё!
— Не уволит. Дай Бог, обойдется… — прижала пальцы к губам Светлана. — Мы же, как лучше, хотели…
…— А что там за история с фортепьяно? — спросил после того
как вышли на улицу, Игорь. — Анна Михайловна, ну что вы дуетесь? Ну бывает, смешно же! Наши матери нас поженить решили…
— Что? — Аня резко остановилась.
— А вы не поняли? Моя мать вот уже пятый год только этим и занимается, отправляет меня к своим знакомым, я что–то там чиню, а потом мне представляют дочку, внучку, племянницу, соседку. Один раз даже сватали даму преклонных лет. Мама делает вид, что ничего об этом не знает, а я ругаюсь на неё…— улыбнулся Игорь.
— А зачем ходите? Может быть, вам и правда не найти самому себе жену? Вот и надеетесь? — выпустила коготки Аня.
— Я же сказал, я чиню аппаратуру. И она, правда, часто ломается. А жену… Я не ищу.
— Заядлый холостяк? Жизненная позиция? — усмехнулась Анна.
— Нет. Я уже её нашел. Давно, года два назад, — покачал головой Игорь.
— Так что не женитесь? Аааа! Вы за свободные отношения? Похвально и очень удобно!
— Я за семью. Но не тащить же её насильно под венец. Она меня ненавидит. Какие уж тут чувства! Бывает…
Игорь обогнал свою спутницу, зашагал быстро, размашисто, она едва за ним поспевала.
— Игорь Николаевич! Да погодите же! Я не успеваю! Пожалуйста подождите! — Анин голос вдруг стал тихим, испуганным, как у ребенка.
Игорь обернулся.
К женщине из кустов вышел коренастый, с квадратной головой и выступающими по всему крепкому, как тумба, сколоченному тельцу мускулами бульдог, пару секунд потоптался, потом застыл воинственно, преграждая путь. Не лаял, рычал только немного.
— Я боюсь собак, — прошептала Аня, прижала кулачки к груди.
— И я, — сообщил Игорь, свистнул, собака обернулась, наклонила голову набок. — Но и она нас боится. Иди уже отсюда, видишь, Анна Михайловна не в себе, её мама замуж выдает… Иди, ну! — сказал он собаке.
Пес как будто поразмыслил, вздохнул, понуро опустил голову и ушёл обратно в кусты.
Аня быстро проскочила к своему попутчику.
— Спасибо! — прошептала она, то и дело оглядываясь.
— Пожалуйста. Я совершил для вас подвиг. Теперь вы можете выйти за меня замуж, — ответил Игорь. — Будешь карамельку? — И вынул из кармана две конфеты в прозрачных фантиках.
Аня смутилась, покраснела. Вот так просто?! Она сейчас возьмет конфетку и попадет под венец?..
… Когда они вернулись домой, старшие уже сидели за столом. Анатолий Николаевич травил байки, женщины хихикали, а на столе, на красивом блюде, лежали пирожные — со взбитыми сливками, малиной и голубикой.
— Аня, может курочки? Не ужинали же! — перестав смеяться, спросила тихо Ирина.
— Игоряша, посиди с нами. Ну, прости ты меня, — прошептала Светлана.
— Ой, да что время–то терять! Садитесь за стол, там разберемся! — раздухарился дед Анатолий, засучил, было, рукава рубашки, опомнился, опять раскрутил их, застегнул пуговки на манжетах. Смотрины всё–таки. И его ж смотрят, значит, надо соответствовать!..
… Игорь и Аня поженились через полгода, ругаться на работе перестали, дома только иногда ворчат друг на друга, но так, шутя, летом варят варенье, зимой уезжают кататься на лыжах.
Ирина и Света тоже сроднились, стали часто вместе ходить в музеи, театр, просто гулять по парку, иногда берут с собой Анатолия, тот балует дам мороженым и катанием на кораблике. Женщины то и дело касаются темы внуков, но Анатолий Николаевич их одергивает, нечего!
Ну а Любаша считает именно себя настоящей «виновницей» всеобщего счастья. Ну а кто, как ни она, так всё хорошо обставила, свела?! И собака была же её, убежала, Любаша её еле потом нашла.
А вы говорите — повариха… Да она просто амурчик–переросток в белом колпаке, не иначе! И ведь никто «спасибо» не сказал. Вот так делай людям добро после этого…
Автор: Любовь Кирилюк
Источник – блог «Зюзинские истории» (ссылка)
