Когда мне было восемь, я мыла полы вместе с мамой. Она брала меня с собой на ночную смену в школу, где работала уборщицей. Я помню, как скользила швабра по кафелю, как мамина спина сутулилась всё ниже, как она всё равно улыбалась мне сквозь усталость:
— Мы пробьёмся, доченька. Я тебе другую жизнь вымою своими руками.
В школе меня дразнили: «дочка уборщицы». Я научилась глотать обиды, молчать. А дома, прижавшись к маме, позволяла себе плакать.
Я поступила в университет. Стипендии не хватало: работала в буфете, потом репетитором, потом секретарём. Мама продолжала мыть полы. Из старых занавесок шила мне платья, чтобы я не чувствовала себя хуже других. И я действительно не чувствовала: мама любила меня так, как, наверное, не любят даже в королевских семьях.
А потом я встретила Егора.
Он был из другого мира — дорогие костюмы, престижная работа, семья с положением. Мы случайно познакомились на автобусной остановке. Он оказался простым, внимательным. Не смотрел свысока. А когда узнал о маминой работе — пожал ей руку:
— Спасибо, что воспитали такую дочь.
Мы поженились.
Его мама, Светлана Андреевна, встречала меня сдержанно. Ни грубости, ни упрёков — только холодная вежливость. Я видела в её взгляде сомнение: не та партия. Не из «их круга».
Я старалась изо всех сил: молчала на семейных ужинах, когда обсуждали театры и премьеры, стеснялась незнания. Шли годы. Родился первый сын, потом второй. Я закончила магистратуру, стала преподавать. Светлана Андреевна всё чаще оставалась с внуками.
Однажды я застала, как она шепчет младшему ту самую колыбельную, что пела мне мама.
— Откуда вы её знаете? — удивилась я.
Она смутилась.
— Ты в детстве напевала её. Я запомнила.
Мама умерла внезапно. Сердце. Я не успела сказать ей даже десятой части того, что хотелось.
Прошли годы. Сегодня мне — сорок. Юбилей. Дом полон гостей. За столом — тосты, поздравления. И вдруг Светлана Андреевна поднимает бокал.
— Я хочу сказать… за дочь уборщицы. За женщину, которая прошла через унижение, холод, тяжёлый труд — и вырастила свою девочку настоящей.
Я не сразу поняла, кого принял в дом мой сын. Но сегодня знаю — лучшей невестки у меня быть не могло. За тебя, дорогая!
Я не смогла сдержать слёз. Мне показалось — мама где-то рядом. Смотрит. Улыбается.
Но чтобы сказать эти слова, ей самой пришлось пройти свой путь.
Когда Егор впервые привёл меня в дом, Светлана Андреевна сразу увидела: не из «их». Скромная одежда, неуверенный взгляд. Она молчала, но в душе скребло: не пара её сыну. Она хотела «хорошую фамилию», «надёжную партию».
Я старалась. Но ей казалось — стараюсь потому, что сама чувствую себя ниже.
Родился первый внук. В роддоме я впервые увидела, как она смотрит на меня иначе. Тогда, сидя у кроватки малыша, она вдруг увидела во мне мать — такую же, как когда-то была сама.
Но окончательно её изменило одно фото.
Однажды вечером она пришла посидеть с детьми. Пока укладывала младшего, случайно наткнулась на старый альбом. Среди снимков — детская фотография: я с ведром и шваброй рядом с мамой в школьном коридоре. Подпись: «Мама и я на работе. 2003 год.»
Она долго смотрела на снимок. И впервые поняла: я была не бедной — я была сильной. Потому что росла рядом с женщиной, которая из ничего строила мне будущее.
После похорон моей мамы она впервые по-настоящему обняла меня. Не как чужую. Как дочь.
С тех пор прошло много лет.
Старший сын окончил школу с медалью. Младший читает стихи на утренниках, зал аплодирует стоя. А мы с ней сидим в зале — рядом. Уже не свекровь и невестка. Уже просто — две матери.
Иногда мы ночами пьём чай. Она вяжет, я читаю письма мамы — те, что нашла в старой коробке. Каждое письмо — как напоминание о её безграничной любви.
— Знаешь, — сказала мне однажды Светлана Андреевна, — я завидую твоей маме. У неё было мало. Но она имела главное — тебя. А значит, имела всё.
Я молча кивнула.
На юбилей мужа я надела то самое платье, что мама когда-то сшила из старых штор. Бережно хранимое, как святыню. Когда я вошла в зал, Егор замер:
— Ты самая красивая женщина на свете. И самая сильная.
Я улыбнулась сквозь слёзы.
Потому что поняла главное:
мама вымыла мне не просто полы.
Она вымыла мне судьбу.
И сегодня я счастлива. Потому что когда-то, в пустой школе, мама тихо шептала:
— Мы пробьёмся.
И мы пробились.
