22 сентября. Вчера муж уехал в командировку на две недели. Мне не привыкать проводить вечера и выходные дни в одиночестве. Этот вопрос мы обсуждали ещё до свадьбы, чтобы потом у меня не возникло претензий к его работе. Хорошо, что такие длительные командировки у Саньки случаются не часто. В основном он уезжает дня на два-три. Сознаюсь по секрету, мне даже нравится, когда я остаюсь дома одна, можно заняться всякими процедурами для собственной красоты. Не подумайте, что Санька мне мешает наляпывать на лицо маски и брить подмышки, но когда он в это время не торчит в комнате, мне гораздо спокойнее. Пусть думает, что его жена от природы такая красавица
Но в этот раз его командировка оказалась на грани срыва. Санька всегда очень трепетно относится к моему здоровью, а тут ни с того ни с сего я чем-то траванулась и к его уезду лежала пластом на кровати, не в силах поднять голову из-за накатывающей тошноты. С трудом я убедила мужа не откладывать командировку, так как это повредило бы его карьере. Каюсь, пришлось немного схитрить, сказав, что мне уже гораздо лучше. Он оставил на столе для меня кипу таблеток и, посидев рядом со мной, вздохнул и уехал в аэропорт.
Не могу сказать, что сегодня я чувствую себя намного лучше, но хотя бы уже смогла сползти с кровати и умыться. Хорошо, что не нужно идти на работу и можно проваляться весь день в постели. Надеюсь, что завтра смогу почувствовать себя человеком.
23 сентября. Кое-как отработала. Начальник проявил ко мне милосердие и не стал сильно нагружать работой. Видимо, я выглядела так, что он побоялся, что я могу умереть прямо на рабочем месте. К слову сказать, подобного проявления доброты от начальства я никогда не наблюдала за все те 7 лет, что здесь тружусь.
При выходе из офиса меня вдруг накрыла внезапная мысль: что-то я подзабыла, когда у меня в последний раз были женские дни? Я к этому делу давно стала относиться без должного внимания, потому как к тридцати годам перестала надеяться, что когда-нибудь смогу забеременеть. Кстати, врачи уже несколько лет назад подтвердили мой диагноз «бесплодие», и мы с Санькой перестали ждать чуда. На всякий случай по дороге домой я заскочила в аптеку и купила парочку тестов. Так, на всякий случай.
Вечером я долго сидела ка крышке унитаза и тупо пялилась на две полоски, причём одна из них была яркая, а вторая едва заметная. Когда Санька позвонил мне, я с трудом сдержалась, чтобы ничего ему не рассказать про эти полоски. А вдруг это ложная реакция, а я взбудоражу его раньше времени. С него станется, бросит все дела и примчится! А потом окажется, что ничего такого нет и в помине.
24 сентября. Утром я, как сумасшедшая, смеюсь и прижимаю к груди новый тест с двумя яркими полосками. Хочется петь, танцевать и радостно кричать о том, что скоро стану мамой. В перерыве на работе позвонила в женскую консультацию и записалась на приём ко врачу.
6 октября. Отпустили с работы пораньше. Приехала в поликлинику заранее, что бы не опоздать на своё первое УЗИ. Пока ждала своей очереди, думала свихнусь. Наконец врач показала мне на мониторе тёмную мигающую горошинку и сказала, что эмбриону 6 недель. Глупости, какой эмбрион? Я тут же сумела рассмотреть среди шевелящихся полосок и загибулин своего самого красивого, самого великолепного малыша!
Домой я неслась на всех парусах, держа в руке папку с фотографией нашего ребёнка и подчистую забыла про все недомогания, мучающие меня в последнее время. По пути заскочила в супермаркет, чтобы купить продукты на праздничный стол. Сегодня вечером вернётся из командировки Санька, а он пока не догадывается, какой сюрприз его ждёт! Надо вместе с ужином приготовить для него флакончик валерианки, чтобы не получил шок от убойной новости.
10 ноября. Пока всё у нас хорошо. Я записалась на первый скрининг. Муж оберегает меня сильнее, чем хрустальную вазу. В качестве моей обязанности оставил только закладывание белья в стиральную машину, а развешивать запретил категорически. Я чувствую себя самой любимой и желанной. Меня балуют и оперативно реагируют на все мои просьбы. К мужу в этом подключились родители и мои, и Санькины. Так что наш дом постоянно полон гостей. Хотя… скорее меня можно назвать здесь гостьей, все остальные готовят, убирают, и ублажают меня любимую. А как вы хотели? Во мне живёт первый и единственный их внук или внучка.
17 ноября. Что-то тревожное примешалось в моё настроение с самого утра. Муж отпросился после обеда с работы, чтобы присутствовать на скрининге. Он звонил мне каждый час до тех пор, пока не заехал за мной на работу и мы вместе направились в женскую консультацию.
Я убеждаю себя, что всё будет хорошо, а тревога просто результат длительного ожидания этого счастья. Входим в консультацию, улыбаясь и держась за руки. В ответ получаем лишь хмурые лица, освежаемые лишь белизной халатов. Во взглядах ясно читается, мол, припёрлись тут со своим счастьем в нашу мрачную обитель. Почему-то не нравятся нашим врачам счастливые люди. Это у нас счастье, а у них будничный трудовой день.
Наконец-то, УЗИ. Врач долго осматривает и прослушивает плод. Потом поворачивает ко мне хмурое лицо и сообщает, что у моего ребёнка явные проблемы со здоровьем. Мой мозг отказывается воспринимать информацию. Что за странные слова говорит эта врач? Я же чувствую, что с моим малышом всё в порядке! Если бы он был болен, то разве я не почувствовала бы его боль? Сквозь пелену я слышу слова: «Избавьтесь от ребёнка, пока не поздно. У вас около 12 недель беременности, вы без проблем сможете от неё избавиться. Не портите жизнь этому ребёнку. Хотите, чтобы он потом мучился и страдал?»
Муж вытащил меня за руку из кабинета, вопя, что мы найдём другого врача. Он насильно усадил меня на скамью около поликлиники и прижал к себе.
«Катринка, — зашептал он мне на ухо, — неужели ты поверила этой старой грымзе? Такие врачихи только и думают, как другим жизнь испортить. Нашу погубить я им не позволю. Сегодня же мы запишемся к другому врачу».
Я слушала, кивала головой, но внутри себя уже начала готовиться к худшему, потому что безымянная тревога, одолевавшая меня с утра, стала приобретать чёткие контуры.
24 ноября. Мы сидим в кабинете платного врача, который, отводя взгляд в сторону, вещает нам, что в развитии нашего малыша, действительно, наблюдаются отклонения.
«О прерывании не думали?» — спрашивает он осторожно.
«Нет!» — коротко отчеканивает Санька и толкает меня к выходу. Сама же я нахожусь в коматозном состоянии, абсолютно негодном к принятию каких-либо решений.
29 декабря. Позвонили из женской консультации и пригласили на приём. Увы, опровержений о развитии патологии так и не появилось. Ситуация — серьёзней некуда. Я еле сдерживала слёзы, Санька же успокаивал меня и яростно дискутировал с врачами, надеясь, что если он их переспорит, то диагноз тут же аннулируется. Но каждый остался на своём. Врач доказывала, что детишки с такими пороками развития не доживают и до года, а чаще всего рождаются мёртвыми, и она бы настоятельно рекомендовала избавиться от инвалида. В процессе их спора меня накрыли слёзы. Хотелось всё крушить всё вокруг и вопить: «Оставьте все меня в покое! Я вас всех ненавижу!»
1 января. Напряжение в семье нарастало так стремительно, что казалось, будто в воздухе происходят вспышки молний. Кроме того, что было безумно страшно за нашего ребёнка, меня атаковали мысли о том, что однажды мой муж не выдержит и исчезнет из моей жизни, бросив на прощание: «Я не собираюсь растить больного ребёнка и терпеть твои истерики. Я ухожу». Но, что самое странное, Санька никуда не уходил, а продолжал обо мне заботиться, как о маленькой девочке. Мне казалось, что делает он это только из жалости. Не может же он, на самом деле, испытывать добрые чувства к женщине, не сумевшей родить ему нормального ребёнка. Масла в огонь подливали наши родители, уговаривая избавиться от беременности. «Зачем вам такая обуза? — причитали они. — Раз уж смогла один раз забеременеть, то будут и другие дети. Здоровые. Зачем добровольно лезть в такую петлю?»
Спасибо Саньке, он пару раз рявкнул на родственников и они замолчали. Но осадок всё равно остался.
10 января. Девятый день решаю задачу – оставить ребёнка, предоставив ему возможность прожить короткую, полную страданий жизнь, или убить его, избавив всех нас, а его в первую очередь, от мучений? Выдернул меня из трясины этих жутких мыслей любимый, случайно пролив чай из чашки и обдав брызгами мои ноги. Это был настоящий прорыв эмоций! Казалось бы ничего не значащая оплошность, но я «сорвалась с цепи», закричала, вырвала из его руки чашку и швырнула её об стену так, что осколки разлетелись по всей кухне, поранив мне руку.
— Выпустила пар? — спросил муж, накладывая мне пластырь.
— Ага, — обессиленно ответила я, облизывая солёные губы.
— Ну и зачем ты всё держишь в себе, если можем сесть и всё обсудить?
Мы просидели на кухне до полуночи, выпив целый чайник воды. Не буду говорить, какие аргументы я приводила Саньке, но он был в шоке от моих мыслей.
— Да уж, жена, — только и смог проронить он до того, как резко отвернулся, делая вид, что хочет заварить чай. Но я успела заметить блеснувшие в его глазах слёзы. Мне даже стыдно стало, что я сомневалась в близком мне человеке.
Короче говоря, мы приняли решение идти до конца. Я постаралась приглушить все негативные мысли и стала целыми днями разговаривать со своим малышом, расписывая, как будем любить его, не взирая ни на какие проблемы.
30 марта. Нас пригласили на очередной скрининг. Мы посовещались и решили никуда не ходить. К чему нам лишняя нервотрёпка. Ребёнок уже есть, он пинается и реагирует на наши голоса. А значит, мы будем о нём заботиться, каким бы он ни родился. Санька, смеясь и напевая весёлую мелодию, помогал мне выбрать кроватку и одежду для малыша, и это меня очень воодушевляло. Раз рядом со мной верный друг, то мы обязательно справимся с любыми трудностями.
1 мая. Всё произошло очень так быстро, что я не успела испугаться. Вечером Санька вышел в магазин за минералкой для меня, а я прохаживалась по комнате и вдруг почувствовала, как резко прихватил живот. Спустя несколько минут отошли воды. Неожиданно так! А мы думали, что впереди до родов ещё целый месяц! Ну что ж, раз наш малыш решил, что пора рождаться, то я совсем не против. Я сама вызвала скорую и позвонила мужу. Он бросил минералку прямо около кассы и примчался домой быстрее скорой помощи.
А дальше, словно калейдоскоп закрутился: мы хватали вещи, засовывая их в мою сумку, шумно искали мой паспорт, который, как оказалось, лежал на видном месте. Потом вместе погрузились в машину скорой помощи. Я вопила от нарастающей боли, а рядом со мной в кровь кусал губы Санька.
Потом приёмный покой, каталка, белые халаты, команды: «Тужься!», нестерпимая боль, небольшая передышка и снова команда тужиться. Я не сразу понимаю, почему вдруг стало так легко. Мой малыш был уже на руках у акушерки.
— Почему он не кричит? — пытаюсь завопить я, но из пересохших губ сползает лишь хриплый шёпот.
— Сейчас закричит, — улыбается самая чудесная женщина в белом халате. — Девочка у вас.
Наконец раздаётся громкий плач моей малышки.
— Она больная? — со страхом спрашиваю я.
— С чего вы взяли? Очень даже хорошенькая девочка! — продолжает улыбаться акушерка и кладёт орущий комочек мне на грудь.
— Мне все говорили, что родится инвалид, — шепчу я, с трепетом ощупывая влажное, тёплое тельце и вдыхая какой-то особенный аромат, свойственный только новорожденным детям. — Вы считаете, что они ошиблись?
— Всякое бывает, — пожимает плечами самый лучший на свете медик. — Сейчас папашу вашего обрадую, а то извёлся весь, готов приёмный покой в щепки разнести.
2 мая. Я держу нашу малышку на руках и не перестаю изумляться, какая она красавица. Только что наелась и уснула, смешно морща носик, покрытый жёлтыми точечками и продолжая чмокать во сне.
Так появилась на свет наша Богдана. 50 сантиметров и 2,6 килограмм. Обследовав малышку, врачи сообщили, что никаких серьёзных патологий не выявлено. А что бы с нами было, если бы мы послушалась врачей и избавились от ребёнка?
