Катя резко остановилась на пороге. Дом встретил её тревожной тишиной и мягким светом, пробивавшимся сквозь приоткрытую дверь спальни. Но её взгляд зацепился не за обстановку — за дверным проёмом сверкнули глаза. Чужие. Насмешливые. Не те глаза, которые она ожидала увидеть.
— Этого не может быть… — шепотом сорвалось с её губ.
Внутри всё похолодело, время застыло. Она стояла, не в силах пошевелиться, как будто её собственная жизнь сейчас издевается над ней.
И вдруг — голос мужа:
— Ой… привет! — легко, без тени неловкости, Эдик выскользнул из спальни, застёгивая рубашку. — Ты чего? Я думал, ты уже в самолёте.
Он говорил обыденно, словно обсуждал, что приготовить на ужин. Ни испуга, ни вины, лишь короткая вспышка раздражения в глазах.
— Сейчас провожу девушку… — бросил он и, оглянувшись, добавил сквозь щель: — Одевайся, солнышко.
Катю будто облили ледяной водой. Это «солнышко» — ласковое, тёплое слово, которое никогда не звучало в её адрес. А ведь она столько раз пыталась понять, отчего он стал холоден. Сколько бессонных ночей с книжками по психологии, сколько попыток наладить, восстановить, спасти…
А все оказалось унизительно просто.
На автомате она набрала маму:
— Привет… Вы с Марусей ещё не ушли в парк? Отлично. Я сейчас приеду. Подожди меня полчасика.
И, закрывая за собой дверь, вдруг вспомнила.
Шестнадцать лет. Первая встреча. Она увидела его в тот вечер — высокого, уверенного, красивого. Эдик. Друг старшего брата подруги Алёнки.
Он показался ей взрослым богом. Она влюбилась сразу — до головокружения. А он лишь усмехнулся, когда она, покраснев, пригласила его танцевать:
— Малышка, ты хорошенькая. Но мне с детишками неинтересно.
— Мне шестнадцать! У меня уже есть паспорт! — выкрикнула Катя, надеясь, что это звучит убедительно.
Он улыбнулся — и эта улыбка прожгла её сердце.
Потом всё было как в дурацком фильме: она навещала Алёнку, чтобы случайно «пересечься» с Эдиком, часами ждала, мечтая, что он однажды увидит в ней женщину.
— Ну почему он меня не замечает? — допрашивала она Алёнку.
— Потому что ты ему как младшая сестра, глупышка.
Но Катя верила: когда ей исполнится восемнадцать, он изменит мнение. Главное — дождаться. Она росла, менялась, следила за собой, изучала все тонкости женского обольщения. А тем временем у Эдика появлялись и исчезали другие девушки.
Катя тоже начала встречаться с парнями. Но для неё всё было несерьёзно — легкие свидания, поцелуи, максимум — невинные эксперименты. Всё серьёзное она приберегала для него. Для своего Эдика.
И вот настал долгожданный день — её восемнадцатилетие.
Алёнка позвала и его. Катя подготовилась как к битве: идеальный макияж, платье, прическа. Сегодня он поймёт, кого упускал.
— Слушай, ты прямо настоящая мисс Вселенная! — с усмешкой заметил он.
Иронично. Почти насмешливо. Он снова не видел в ней женщину. А она уже всё решила — сегодня он станет её.
Она пригласила его в укромную комнатку, где — по её плану — случилось главное.
Но вместо благодарной нежности она увидела холод:
— Зачем ты это устроила? Ты что, думала, так меня удержишь? — резко бросил он, застёгивая брюки.
В её груди заполыхал стыд, обида, ужас. Но назад пути не было.
Беременность. Шок родителей. Давление. Шантаж. Свадьба.
Эдик женился. Скорее — его заставили. На торжестве он едва коснулся её губ. Ни страсти, ни тепла. Катя пыталась верить, что всё ещё наладится. Особенно когда родилась Маруська — её маленький солнечный комочек счастья.
Но счастье не наступало. Эдик становился всё холоднее, грубее. Его раздражал каждый её взгляд. Начались крики. Потом — первый удар.
— Я упала сама, — твердила она родителям, пряча синяк.
И тогда Алёнка решительно сказала:
— Бросай всё и приезжай ко мне в Питер. Здесь ты начнёшь всё заново.
Катя долго собиралась с силами. Но в конце концов решилась.
Когда она уходила, Эдик впервые после долгих лет неожиданно проявил нежность:
— Останься… я всё понял… Давай попробуем заново… Ради Маруськи… Ради нас…
Катя, уже почти развернувшись к нему, вдруг остановилась. «Нет, Катя, не сейчас. Ты должна уехать, чтобы понять себя по-настоящему», — сказала она себе.
Она улетала. Почти улетела.
Но рейс отменили.
Когда Катя вернулась в пустую квартиру, сердце бешено колотилось. Саксофон лился из спальни. Там был кто-то чужой. Она подошла ближе. Дверь была приоткрыта.
И увидела его. И её. Их глаза встретились — холодно, насмешливо, спокойно.
В этот момент рушилось не только её прошлое, рушилась вся иллюзия длиной в годы.
Наутро она уже летела в Питер. Без слёз, без истерик. Только с дочкой на руках и странной, почти освобождающей пустотой в душе.
Она поняла, что много лет боролась не за человека, а за красивую картинку, созданную в юности.
Любовь? Нет. Это была зависимость. Страсть к иллюзии.
И только сейчас она действительно стала свободной.
